В давным-давно забытые века
В горах родилась резвая река,
И, радуясь, что оставляет горы,
Она текла в широкие просторы,
Любуясь ими без сомнений и уныний,
Пока не докатилась до пустыни.
Там поняла она, чтоб жизнь
сберечь,
Ей надо было чрез пески протечь,
Но, несмотря на тяжкие труды,
Всё меньше оставалось в ней воды.
Никто уже реке помочь не мог –
Её безжалостно засасывал песок.
Тогда она подумала в тоске:
«Так я и кончу путь свой на песке»
Но тут донёсся голос из пустыни:
«Река, ты правильно текла доныне,
Теперь взгляни на ветер, он бы мог
Перенести тебя через песок»
Но возразила горестно река:
«Как мне оставить эти берега?
Когда б могла я развернуться
вспять,
Или как ветер над землёй летать…?»
Сказал ей голос: «Речка, делай
что-то,
Ведь ты же превращаешься в
болото!»
Тогда река спросила осторожно:
«Скажи мне, друг, а как это
возможно?»
– Отдайся
ветру и оставь сомненья,
Тебя доставит он до места
назначенья,
Лишь дай себя всецело поглотить…
Она воскликнула: «Нет! Этому не
быть!
Я индивидуальная река,
Когда же я оставлю берега,
То стану безымянною водицей.
Кто знает, что потом со мной
случится?»
– Не бойся – успокоил её глас –
Ведь ветер не одну уж речку спас.
Всецело растворись на время в нём,
И снова вскоре выпадешь дождём»
Река ответила: «И рада бы
поверить,
Но как я всё это могу проверить?»
– А не поверишь, скоро станешь
лужей,
Чей затхлый запах никому не нужен!
–А если всё же соглашусь с тобой,
То стану я совсем другой рекой! –
Тут рассмеялся голос из песков:
«Давно не слыхивал таких наивных
слов
Пора понять, что твой удел такой –
Перенестись и снова стать рекой.
Ведь, несмотря на все твои
старанья,
В том сущность твоего
существованья»
Так были ласковы песчаные слова,
Что сладко закружилась голова,
Ей вспомнилось, что это уже было,
Её, вдруг, приподняло, закружило,
И понесло в широкие просторы,
Пока внизу не показались горы.
Там ветер отпустил свои объятья,
И сразу изменилось восприятье,
Река уже не помнила о нём,
Когда на горы падала дождём.
Лишь позже, в неосознанной тоске,
Она, вдруг, смутно вспоминала о
песке,
Но это были краткие мгновенья,
Не омрачавшие спокойного теченья…
А мудрые пески шептали:
«Лишь мы всегда об этом
знали…»
В Афганистане, среди избранных
людей,
Особо чтим, был мудрый Нури Бей.
Со всеми
ладил он, храня в душе покой,
Со слугами, и с молодой женой.
Он всех прельщал приветливостью слов
–
У Нури Бея не было врагов.
Но как-то, раньше труд закончив
свой,
Он встречен
был встревоженным слугой:
«Мой господин, да пусть продлятся Ваши
дни,
Мне кажется мы в доме не одни!»
Смеётся Бей: «Да. Мысль твоя
верна.
Здесь кроме нас ещё моя жена»
Слуга ответил, подавив
испуг:
«Да, Вы правы,
но есть ещё сундук!»
– Какие странные ты говоришь
слова?
В нём много лет хранятся кружева
Сплетенные при бабушке моей,
А сам сундук верблюда тяжелей,
Хранится в доме, уж который век…
– Да, но в него
вместится человек!
Супруга ж Ваша преградила путь
И запрещает мне туда взглянуть.
– Ну что ж, пойдем, посмотрим, старый
друг.
Зашли,
Жена глазеет на сундук,
Но сразу стало видно, что она
Ужасно всё же чем-то смущена.
«Сокровище моё – сказал Нури –
Нельзя ли посмотреть, что там
внутри?»
– Так Вы не
верите жене своей,
Слуги наветы Вам всего важней!?
Тут Нури Бей стал сразу строгим,
вдруг:
«Не проще ли тебе открыть сундук?»
Жена ему ответила тревожно:
«Открыть сундук?! Нет, это
невозможно!»
– Он
заперт?
– Да –
– Так, где же ключ? –
Взгляд Нури Бея резок и колюч.
– Мой
господин, я дать его смогу,
Как только Вы прогоните слугу.
Слуга ушёл, а вслед за ним она,
Отдавши ключ, но сильно смущена.
Сидел и долго думал Нури Бей.
Затем он кликнул преданных людей,
И приказал, причин не объясняя,
Сундук зарыть в саду, не открывая.
Чуть постояли, помолчав сурово,
И разошлись…
не говоря ни слова…
Как изменилась вода.
Давным-давно мудрец в Египте жил,
Однажды он людей предупредил,
Что вскоре наступает трудный год,
Когда
закроются источники всех вод,
Что будет краткой общая беда,
Из
недр выйдет новая вода,
Когда ж внесут её в обсохшие дома,
Испившие её сойдут с ума.
Но лишь один внял толком мудрецу.
Подумал он:
«Уж мне то не к
лицу
В безделье ждать ненастный этот
год.
А не собрать ли мне запасы старых
вод?»
В пустые не
вступая в разговоры,
Кувшинами носил он воду в горы.
Когда же наступило время жажды,
Сей человек
уже не думал дважды,
Ему ведь было не о чем тужить,
Без опасений мог он воду пить.
Сколь он не пил – не иссякал
запас,
Так разум он от поврежденья спас,
В то время как беспечный тот народ
Сошёл с ума от непривычных вод.
Когда же он спустился с этих гор,
Что он не скажет, вызывало спор.
Ни в ком не находил он пониманья,
А лишь враждебность, или
состраданье.
Его дразнили люди: «С гор
сошедший!».
Иные просто звали: «Сумасшедший!»
Вернулся он, исполнен горьких дум:
«Что проку в том, что сохранил я
ум?
Ведь с ним, на весь оставшийся мне
срок,
Я буду нестерпимо одинок!»
И в горечи, забыв про все труды,
Глотнул и он испорченной воды.
Тут ждал его немедленный успех,
Он тут же стал неотличим от всех,
Забывши о запасе старых вод.
Тогда он вновь вернулся в свой
народ,
Всяк встретивший его ужасно
веселился:
«Смотри, как ты чудесно
исцелился!?»