Аннотация: Отвести
взгляд от мира - это не поможет прийти к Богу; вперить взгляд в мир -
тоже не поможет прийти к Нему; но кто видит мир в нем, тот пребывает в
его присутствии…
ј1. БОГ
“Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, первый и последний.”
[Откр. 22:13]
“… да будет Бог все во всем”
[1 Кор. 15:28]
“Отвести взгляд от мира - это не поможет прийти к Богу;
вперить взгляд в мир - тоже не поможет прийти к Нему; но кто видит мир
в нем, тот пребывает в его присутствии… Мир - не забава Бога, он - Его
судьба. То, что существует человек, человеческая личность, ты и я,
имеет божественный смысл”
Мартин Бубер (“Ты и Я”)
Обретение Бога.
Каждый человек очевидно по-своему приходит к осознанию
своего божественного происхождения. Для одних это данность
зафиксированная в священных книгах его религии, будь то Библия, Коран,
Авеста, Веды, Трипитака или что-то еще. Вера в Бога в этом случае в
индивидуальном человеке просто не возникает, она уже есть, присутствует
в сознании его народа, его рода, племени, семьи и наследуется человеком
от них. Другие принимают Бога как своего рода утилитарно-бытовую
гипотезу, позволяющую им объяснить для себя неподдающееся познанию
разума величие и многообразие окружающего мира и его источник, и тем
самым поставить конец бесчисленным когда? где? откуда? и почему?
вносящим разлад в его размеренную жизнь. Для умов более настырных и
взыскательных поиск Бога становится одновременно и поиском смысла мира
и его собственной жизни. “Мир без Бога, - говорит, например Николай
Бердяев, - лишен смысла и случаен… Если нет Бога, то нет Тайны. Если
нет тайны, то мир плосок и человек двухмерное существо, неспособное
восходить в гору. Если нет Бога, то нет победы над смертью, нет вечной
жизни, то все лишено смысла и абсурдно” . Но есть и совершенно
особенное приобщение человека к Богу, которое, подобно неожиданно
нахлынувшей волне, захватывает вас полностью и без остатка как ощущение
Божества. Но если волна через мгновение уходит, откатывается и
растворяется в бесконечном пространстве моря и вы опять остаетесь на
берегу один, то присутствие Бога пришедши однажды не покидает уже
никогда.
Я вспоминаю ночь своего 30-летия. В эту ночь я впервые
ощутил, что Господь во мне, ощутил так явственно и сильно, что это
переменило все мои прежние мироощущения. До того я полагал себя
абсолютно свободным, абсолютно законченным и самодостаточным. Я был для
себя единым настолько, что во мне не могло возникнуть ни малейшего
сомнения в том, что если и есть на свете что-либо наиболее цельное, то
это целое и есть Я. Никогда прежде до этой ночи я не ощущал себя
настолько лишь частью огромного единого целого, в котором мое “Я” может
претендовать только на роль маленького винтика или колесика неохватной
Божественной машины бытия. С этим ощущением, которое постепенно
трансформировалось, видоизменялось и дополнялось, приобретая все более
новые оттенки и цвета, я живу и сейчас, пытаясь осознать и исполнить
свою роль как проводника Божественной воли.
Быть может озарения и откровения в разные времена
посещавшие многих людей и есть искомое подтверждение существования
Бога? Быть может всеведущее просветление, снизошедшее под священной
смоковницей на Будду-Гаутаму, или откровение, дарованное Мухаммаду в
Ночь предопределения в чем-то сродни чувству, испытанному и мной?!… Не
знаю, но как бы там ни было, это чувство истинно для меня как ничто
другое. В понимании его поможет, возможно, свидетельство выдающегося
русского философа Вл. Соловьева, для которого ощущение Бога в себе было
столь же сильно и реально: “В настоящем религиозном ощущении дана
действительность ощущаемого; мы на деле воспринимаем реальное
присутствие Божества, испытываем на себе его действие. Против
переживаемой действительности бессильны всякие отвлеченные возражения…
То обстоятельство, что я не всегда испытываю это ощущение, а иные и
вовсе его не испытывают [выделено мной - Г.Ш.], так же мало вредит
действительности моего ощущения и его предмета, как мало вредит солнцу
и зрению то, что ночью я не вижу дневного света, а слепорожденные
никогда не видали его и днем. Помимо этого, многие люди имеют, а прежде
все имели, ложные понятия о солнце, приписывали ему малые размеры и
движение вокруг земли. Но ни существование солнца, ни моя уверенность в
нем нисколько от этого не изменяются. Точно так же все теологическое
противоречия и заблуждения, связанные с религией, нисколько не касаются
действительного ее предмета… Самое ложное и нелепое теологическое
учение никому не может препятствовать ощущать Божество и ни в ком не
может вызвать сомнения в действительности того, что дано в его
ощущении” .
В сравнении с этим моим свидетельством существования Бога любые иные аргументы видятся мне уже не столь существенными.
Разумеется, для меня не утрачивают своего значения и так
называемые рациональные доказательства бытия Бога, выдвинутые еще Фомой
Аквинским.
Будучи самым видным и влиятельным философом
западноевропейского средневековья, после смерти получившим титул
“ангельский доктор” и причисленным к лику святых римско-католической
церкви, Фома Аквинский (1225/26 - 1274) предложил пять путей
доказательства существования Бога, которые, как мне кажется, и по сей
день никто не сумел всерьез поколебать.
“Первый путь” исходит из наличия в мире движения. “Все что
движется, должно иметь источником своего движения нечто иное”, ибо
ничто не может быть “само источником своего движения”, то есть быть
“одновременно, в одном и том же отношении и одним и тем же образом и
движимым, и движущим” . Значит, говорит Фома Аквинский, “коль скоро
движущий предмет и сам движется, его движет еще один предмет, и так
далее. Но невозможно, чтобы так продолжалось до бесконечности…
Следовательно, необходимо дойти до некоторого перводвигателя, который
сам не движим ничем иным; а под ним все разумеют бога” .
Второе доказательство логично выводится им из наличия
“производящей причины”. “В самом деле, - рассуждает Фома Аквинский, -
мы обнаруживаем в чувственных вещах последовательность производящих
причин, однако не обнаруживается и невозможен такой случай, чтобы вещь
была своей собственной производящей причиной; тогда она предшествовала
бы самой себе, что невозможно. Нельзя помыслить и того, чтобы ряд
производящих причин уходил в бесконечность”. Отсюда вывод, что
“необходимо положить некоторую первичную производящую причину,” т.е.
Бога.
Третьим шагом к доказательству бытия Бога является анализ
понятий возможности и необходимости. Мир полон вещей, которые
“возникают и гибнут”, а значит “для них возможно и быть, и не быть”.
Более того, “коль скоро нечто может перейти в небытие, оно когда-нибудь
перейдет в него” и “в мире ничего не будет”. Но если бы мир состоял
только из таких “случайных” вещей, то он бы, как справедливо замечает
философ, не существовал уже сейчас. Действительно, для того чтобы нечто
возникало и умирало, изначально необходимо чтобы существовало нечто
первичносущее, давшее начало бытию. Но в таком случае, это должна быть
“необходимая сущность”, не имеющая уже какой-либо иной “внешней причины
своей необходимости, но самое составляющее причину необходимости всех
иных” .
Четвертое доказательство исходит из того, что раз
существует иерархия ступеней совершенства природного бытия (Ф.
Аквинский говорит о “различных степенях совершенства”), то это с
необходимостью предполагает наличие абсолютного совершенства. “О
большей или меньшей степени говорят в том случае, когда имеется
различная приближенность к некоторому пределу”, то же, “что в
предельной степени обладает некоторым качеством, есть причина всех
проявлений этого качества”. Поскольку же мы находим среди вещей “более
или менее совершенные, или истинные, или благородные”, то обязательно
“есть некоторая сущность, являющаяся для всех сущностей причиной блага
и всяческого совершенства”
И наконец, пятый путь приводит к доказательству Бога из
“распорядка природы”, иначе говоря, из наличия целесообразности, или
гармоничной организации Вселенной. Действия природных тел, говорит Фома
Аквинский, “направлены к наилучшему исходу. Отсюда следует, что они
достигают цели не случайно, но будучи руководимы сознательной волей.
Поскольку же сами они лишены разумения, они могут подчиняться
целесообразности лишь постольку, поскольку их направляет некто
одаренный разумом и пониманием, как стрелок направляет стрелу.
Следовательно, есть разумное существо, полагающее цель для всего, что
происходит в природе; и его мы именуем богом” .
И все таки, принимая предложенные выше доказательства и
соглашаясь с ними, я, повторяю, свое личное ощущение, дающее мне и веру
в Бога и знание Его, ставлю намного выше.
Конечно, мне могут возразить, что представление о том, что
бытие Бога очевидно само по себе, ибо каждый человек владеет тем или
иным понятием о Нем , известно еще со времен так называемых “отцов
церкви” и неоднократно ставилось под сомнение. Но разве перечисленные
выше доказательства бытия Бога Фомы Аквинского опровергают их?
Нисколько. Они лишь дополняют “аргументы сердца” “аргументами разума”.
Поэтому можно сколько угодно называть веру в изначальную и
самоочевидную данность Бога представлением обыденного религиозного
сознания: истинность данного убеждения не становится при этом меньше.
Не зря, очевидно, византийский философ Иоанн Дамаскин, живший в первой
половине VIII в., считал, что понятие о Боге укоренено в сердце каждого
человека, а Августин Блаженный полагал, что наиболее адекватно Бог
постигается как раз в глубинах собственной души.
Мое представление о Боге.
Человеку, с моей точки зрения, не только не грешно, но и
должно иметь собственное представление о Боге. При этом я, безусловно,
имею ввиду отнюдь не физиогномическое представление о Боге, то есть не
непременное обладание начертанием внешнего облика, внешних черт или
форм Божественного “тела”, а представление о сущности Бога в отношении
ко мне и к миру в целом. С этой позиции меня почти не интересует,
является ли Бог неким существом, обитающим вне мира, или Он есть некая
абсолютная идея, как мыслят его объективные идеалисты, или это
вселенский дух, разлитый во всей природе (точка зрения пантеизма), или
это некое дао восточных религий, понимаемое как всеобщий закон
Вселенной, как не интересует меня и то, троичен Бог (христианство) или
един (мусульманство), есть ли Он троица христианская (Бог-отец,
Бог-сын, Бог-дух святой) или индуистская (Брахма, Вишну, Шива) и есть
ли имя его Яхве или Иегова, Ахурамазда или Аллах и т.п. В конечном
счете все это есть лишь частные формы проявления или, точнее, явления
одного и того же - единого Бога. Вот почему они не могут ничего ни
изменить, ни добавить к тому смыслу, который несет в себе само понятие
“Бог”, ни тем более подменить его, хотя в восприятии Бога каждым
отдельным индивидуумом (часто столь разных и непохожих друг на друга),
безусловно, содержится именно то “зерно знания” своего Господа, которое
сам Господь посчитал должным вложить в того или иного человека.
Пожалуй, наиболее яркой и сильной иллюстрацией попытки
индивидуального человеческого разума “объять необъятное” является
индуизм, религия, которая, с моей точки зрения, лучше других осознала
необходимость поверить в истинность восприятия бога конкретным
человеком и которая поэтому не только не подавляет, но и , наоборот,
культивирует веру в истинность индивидуального восприятия Бога.
Принимая в качестве первопричины и высшей сущности мира безначальный и
бесконечный духовный Абсолют, охватывающий собой всё, вся и всех, и
недоступный в полной мере ни пониманию, ни описанию, ни определению,
индуизм “персонифицирует” этот Высший Духовный Абсолют в трехстах
миллионах (!) “личных богов” делая, таким образом, зримым незримое. Но
эти триста миллионов богов есть ни что иное, как триста миллионов
проявлений Абсолюта, как его триста миллионов имен и форм, и число это
“может быть умножено до бесконечности, нисколько не затрагивая при этом
основополагающий принцип” .
Мне же кажется, что иметь представление о Боге, значит
попытаться понять (хотя бы и силой своего ограниченного разума) и
представить Его деятельную функцию как творца, создателя и управителя
мира и человека. Бог нам уже достаточно открыт: мы знаем, что Он
всесовершенен, всемилостив и всемогущ, и в этом сходятся почти все
религии, хотя у одних характеристики Бога могут быть ограничены всего
(!) десятком эпитетов, а у других их гораздо больше (в исламе,
например, их 99 и, надо полагать, это не предел изобретательности
человеческого ума). Но не в состязании называния Бога должен
совершенствоваться человек, а в уразумении его истинной роли в жизни.
Размышляя об этом, я попытался выразить свои ощущения через, очевидно,
весьма приблизительные, неабсолютные, но зримые аналогии, помогающие
мне в какой-то мере достичь невозможного: увидеть Творца и Управителя
мира.
Бог представляется мне, то как Часовщик, создавший и
вдохнувший жизнь в созданный им механизм (к этой аналогии мы еще
вернемся позднее), то как гениальный Режиссер и Игрок одновременно,
театром которого является весь наш мир. Я вижу его руку, точнее пальцы,
каждый из которых облачен в костюм подобающий его роли. Пальцы
исполняют свою роль в сложном спектакле, играемом на сцене, и им уже
кажется, что они зажили собственной жизнью, что они сильны, свободны и
независимы, тогда как на самом деле они остаются лишь окончаниями руки
до поры скрытой от постороннего взора. Они выполняют движения,
повинуясь воле хозяина этой руки, и как само движение, так и то, каким
оно будет, зависит целиком только от этой воли. Но иллюзия
самостоятельности упорно держится в этих пальцах, поскольку лицо
Режиссера приближено вплотную к сцене и оттого неразличимо, и хотя его
дыхания нельзя не ощущать, пальцы сопротивляются очевидности только
потому, что не видят самого лица, как будто только “в видеть” и
заключена истина.
Каббала Каталог/статьи комм. 
